28 сентября 2025, 13:20
Будем груши сажать!
Знакомство с Крымом состоялось в 1909 году. К этому времени Шмелёв был уже известным беллетристом, заполучить произведения которого старались многие издатели. Один из них, Дмитрий Тихомиров, крупный деятель народного образования, пригласил Ивана Сергеевича отдохнуть с семьёй на его даче в Алуште. Расчёт Дмитрия Ивановича оказался верным: его молодой автор влюбился в Крым.
В последнее предреволюционное десятилетие дела у Шмелёва шли отлично. Повесть «Человек из ресторана» принесла ему известность. Участие в объединении «Книгоиздательство писателей» не только открыло двери в большую литературу, но и позволило стать своим среди соратников по творчеству. Новый знакомый, Сергей Сергеев-Ценский, буквально пленил рассказами о своём крымском имении. Хлебосольный хозяин несколько раз привечал московского коллегу, и тот всё более укреплялся в мысли перебраться в «воображенью край священный».
Конец сомнениям положила Первая мировая война, переросшая в России в Февральскую революцию. В столицах усилились брожения, и летом 1917 года Иван с женой Ольгой уехал в Алушту. Поселились, как обычно, у Ценского, огляделись и вскоре приобрели у его соседей Тихомировых участок земли, достаточный, чтобы построить маленький дом, обзавестись каким-никаким хозяйством и пересидеть неспокойное время.
Тяжёлое время
В 1918 году в глинобитном домишке родилась пронзительная повесть «Неупиваемая чаша». «Как-то неожиданно написалась, – вспоминал автор. – Без огня – фитили из тряпок на постном масле. В комнате холодно, руки немели. Из книг – только Евангелие. Тяжёлое время. Надо было как-то покрыть эту тяжесть».
История о крепостном художнике, ценой своей жизни создавшем чудотворную икону, увидела свет в следующем году – в вышедшем в Симферополе сборнике «Отчизна». Бунин и Короленко, Шмелёв и Сергеев-Ценский, Тренёв и Елпатьевский – эти «властители дум», волею судьбы собранные под неказистой обложкой, мучительно пытались осмыслить процессы, происходящие со страной.
Повесть стала пророческой: её создателю довелось сполна испить горькую чашу непостижимых испытаний и жестоких страданий, перед которыми меркнут ужасы крепостничества. Так набухало слезами и кровью «Солнце мёртвых».
Позже «Неупиваемую чашу» перевели на иностранные языки, издали в Европе и Америке. В обращении к читателю Шмелёв написал, что посвящает свой рассказ «молодёжи, для которой небо ещё не померкло, и которая не потеряла идеал прекрасного и чистого в человеке».
Крик в темноту
С 1916 года Сергей, сын Шмелёвых, служил в армии. Отравленный газами на германской войне, подпоручик-артиллерист получил отпуск и добрался в Алушту к родителям. К тому времени у него началось кровохарканье, несколько лет пришлось помыкаться по госпиталям, и в конечном счёте комиссия признала его к службе негодным. Между тем трагедия летела к развязке: поздней осенью 1920 года Врангель отдал приказ об эвакуации.
– Мы имели возможность уехать, но у меня не было сил покинуть родное, – пишет Шмелёв. – Также и мой мальчик. Он прямо заявил: он не уедет. И остался с открытой душой, веря, что его поймут, что он, сколько сможет, будет работать для новой России.
Революционный комитет объявил о регистрации всех бывших офицеров. В декабре Сергей явился в комендатуру – и пропал. Отца переполняет ужас. Он рассылает во все инстанции письма, умоляя власть помочь, вникнуть, разобраться и спасти сына: «На его совести нет ни капли крови, ни единой слезы!»
Ходили разговоры, что Шмелёву удалось добиться телеграммы за подписью Ленина об отмене расстрела, но было уже поздно... Рана в его душе не зажила нико-гда. Даже спустя два десятилетия он горестно вспоминает: «Нет Серёжечки... Сестра милосердия одна, полюбившая его в тюрьме – в подвале, в Феодосии, видела, как вывели его ночью с другими на казнь-убой. В таком чудес не бывает».
Цена творчества
Утратой единственного, вымоленного у Бога сына испытания не исчерпались. В 1921 году Крым, как и всю страну, сдавила костлявая лапа голода.
– Люди простые, имеющие душу, делятся с нами последним. Мы существуем только благодаря вниманию и любви некоторых моих читателей. Я хожу по
учреждениям и прошу меня покормить. Мне стыдно. Мне больно, – признаётся измученный доне?льзя человек.
Об этой потрясающей истории нужно рассказать особо.
Бедствующего писателя «прикрепили» к коммунальной столовой. Один из походов за едой оказался неудачным: хлеб уже закончился. Пошатываясь от слабости, бедолага направился к двери, когда его окликнул незнакомец. Назвался заведующим столовой и поинтересовался:
– А правда, что вы написали книгу про кельнера?
Шмелёв тяжко вздохнул:
– Наверное, «Человек из ресторана»? Да, было дело. В прошлой жизни…
Собеседник оглянулся, хотя в помещении они находились вдвоём.
– Пойдёмте со мной, уважаемый.
Они вошли в подсобку, и человек сунул в дрожащие руки просителя буханку.
Тот в растерянности отшатнулся. Губы задрожали, не в силах произнести слово.
– Пожалуйста, Иван Сергеевич, – торопливо молвил спаситель. – Спрячьте хлеб под пальто и ступайте домой осторожно. И, будьте любезны, никому ни слова!
На пороге Шмелёв спохватился:
– Кого же благодарить мне в молитвах?
– «Человека из ресторана», – улыбнулся неизвестный.
«У меня выветрилась душа»
В 1923 году писатель эмигрировал в Германию, потом перебрался во Францию, движимый долгом прокричать миру о трагедии в России. В первые месяцы добровольного изгнания увидела свет эпопея «Солнце мёртвых». Произведение, «страшное в своей правдивости», рассказывает о событиях великого голода и жуткого террора в крохотном безмятежном городке.
Прекрасным памятником подвижнической жизни Ивана Шмелёва стал музей. Более 30 лет назад великий патриот Алушты Валерий Цыганник добился открытия экспозиции, посвящённой творцу, «у которого можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка».
Среди многих замечательных артефактов, представленных в экспозиции, наше внимание привлекли два документа.
«Охранная грамота» сообщала всем непрошеным гостям: «Литератор состоит под покровительством советской власти». Рядом – «Анкета для регистрации бывших участников белых армий». Скупых сведений, изложенных здесь, было достаточно, чтобы человека уничтожили как классового врага.
А над бездушными бумагами, впитавшими жестокость эпохи, возвышаются картины художника Михаила Сапожникова, со-зданные в Алуште в 1918–1919 годах. Наивно-бесхитростные сюжеты «Весна», «Цветёт миндаль» создают образ мечты Шмелёва, которой так и не суждено было исполниться…
Иван КОВАЛЕНКО, краевед.
Знакомство с Крымом состоялось в 1909 году. К этому времени Шмелёв был уже известным беллетристом, заполучить произведения которого старались многие издатели. Один из них, Дмитрий Тихомиров, крупный деятель народного образования, пригласил Ивана Сергеевича отдохнуть с семьёй на его даче в Алуште. Расчёт Дмитрия Ивановича оказался верным: его молодой автор влюбился в Крым.
В последнее предреволюционное десятилетие дела у Шмелёва шли отлично. Повесть «Человек из ресторана» принесла ему известность. Участие в объединении «Книгоиздательство писателей» не только открыло двери в большую литературу, но и позволило стать своим среди соратников по творчеству. Новый знакомый, Сергей Сергеев-Ценский, буквально пленил рассказами о своём крымском имении. Хлебосольный хозяин несколько раз привечал московского коллегу, и тот всё более укреплялся в мысли перебраться в «воображенью край священный».
Конец сомнениям положила Первая мировая война, переросшая в России в Февральскую революцию. В столицах усилились брожения, и летом 1917 года Иван с женой Ольгой уехал в Алушту. Поселились, как обычно, у Ценского, огляделись и вскоре приобрели у его соседей Тихомировых участок земли, достаточный, чтобы построить маленький дом, обзавестись каким-никаким хозяйством и пересидеть неспокойное время.
Тяжёлое время
В 1918 году в глинобитном домишке родилась пронзительная повесть «Неупиваемая чаша». «Как-то неожиданно написалась, – вспоминал автор. – Без огня – фитили из тряпок на постном масле. В комнате холодно, руки немели. Из книг – только Евангелие. Тяжёлое время. Надо было как-то покрыть эту тяжесть».
История о крепостном художнике, ценой своей жизни создавшем чудотворную икону, увидела свет в следующем году – в вышедшем в Симферополе сборнике «Отчизна». Бунин и Короленко, Шмелёв и Сергеев-Ценский, Тренёв и Елпатьевский – эти «властители дум», волею судьбы собранные под неказистой обложкой, мучительно пытались осмыслить процессы, происходящие со страной.
Повесть стала пророческой: её создателю довелось сполна испить горькую чашу непостижимых испытаний и жестоких страданий, перед которыми меркнут ужасы крепостничества. Так набухало слезами и кровью «Солнце мёртвых».
Позже «Неупиваемую чашу» перевели на иностранные языки, издали в Европе и Америке. В обращении к читателю Шмелёв написал, что посвящает свой рассказ «молодёжи, для которой небо ещё не померкло, и которая не потеряла идеал прекрасного и чистого в человеке».
Крик в темноту
С 1916 года Сергей, сын Шмелёвых, служил в армии. Отравленный газами на германской войне, подпоручик-артиллерист получил отпуск и добрался в Алушту к родителям. К тому времени у него началось кровохарканье, несколько лет пришлось помыкаться по госпиталям, и в конечном счёте комиссия признала его к службе негодным. Между тем трагедия летела к развязке: поздней осенью 1920 года Врангель отдал приказ об эвакуации.
– Мы имели возможность уехать, но у меня не было сил покинуть родное, – пишет Шмелёв. – Также и мой мальчик. Он прямо заявил: он не уедет. И остался с открытой душой, веря, что его поймут, что он, сколько сможет, будет работать для новой России.
Революционный комитет объявил о регистрации всех бывших офицеров. В декабре Сергей явился в комендатуру – и пропал. Отца переполняет ужас. Он рассылает во все инстанции письма, умоляя власть помочь, вникнуть, разобраться и спасти сына: «На его совести нет ни капли крови, ни единой слезы!»
Ходили разговоры, что Шмелёву удалось добиться телеграммы за подписью Ленина об отмене расстрела, но было уже поздно... Рана в его душе не зажила нико-гда. Даже спустя два десятилетия он горестно вспоминает: «Нет Серёжечки... Сестра милосердия одна, полюбившая его в тюрьме – в подвале, в Феодосии, видела, как вывели его ночью с другими на казнь-убой. В таком чудес не бывает».
Цена творчества
Утратой единственного, вымоленного у Бога сына испытания не исчерпались. В 1921 году Крым, как и всю страну, сдавила костлявая лапа голода.
– Люди простые, имеющие душу, делятся с нами последним. Мы существуем только благодаря вниманию и любви некоторых моих читателей. Я хожу по
учреждениям и прошу меня покормить. Мне стыдно. Мне больно, – признаётся измученный доне?льзя человек.
Об этой потрясающей истории нужно рассказать особо.
Бедствующего писателя «прикрепили» к коммунальной столовой. Один из походов за едой оказался неудачным: хлеб уже закончился. Пошатываясь от слабости, бедолага направился к двери, когда его окликнул незнакомец. Назвался заведующим столовой и поинтересовался:
– А правда, что вы написали книгу про кельнера?
Шмелёв тяжко вздохнул:
– Наверное, «Человек из ресторана»? Да, было дело. В прошлой жизни…
Собеседник оглянулся, хотя в помещении они находились вдвоём.
– Пойдёмте со мной, уважаемый.
Они вошли в подсобку, и человек сунул в дрожащие руки просителя буханку.
Тот в растерянности отшатнулся. Губы задрожали, не в силах произнести слово.
– Пожалуйста, Иван Сергеевич, – торопливо молвил спаситель. – Спрячьте хлеб под пальто и ступайте домой осторожно. И, будьте любезны, никому ни слова!
На пороге Шмелёв спохватился:
– Кого же благодарить мне в молитвах?
– «Человека из ресторана», – улыбнулся неизвестный.
«У меня выветрилась душа»
В 1923 году писатель эмигрировал в Германию, потом перебрался во Францию, движимый долгом прокричать миру о трагедии в России. В первые месяцы добровольного изгнания увидела свет эпопея «Солнце мёртвых». Произведение, «страшное в своей правдивости», рассказывает о событиях великого голода и жуткого террора в крохотном безмятежном городке.
Прекрасным памятником подвижнической жизни Ивана Шмелёва стал музей. Более 30 лет назад великий патриот Алушты Валерий Цыганник добился открытия экспозиции, посвящённой творцу, «у которого можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка».
Среди многих замечательных артефактов, представленных в экспозиции, наше внимание привлекли два документа.
«Охранная грамота» сообщала всем непрошеным гостям: «Литератор состоит под покровительством советской власти». Рядом – «Анкета для регистрации бывших участников белых армий». Скупых сведений, изложенных здесь, было достаточно, чтобы человека уничтожили как классового врага.
А над бездушными бумагами, впитавшими жестокость эпохи, возвышаются картины художника Михаила Сапожникова, со-зданные в Алуште в 1918–1919 годах. Наивно-бесхитростные сюжеты «Весна», «Цветёт миндаль» создают образ мечты Шмелёва, которой так и не суждено было исполниться…
Иван КОВАЛЕНКО, краевед.
